Крик. Сезон призраков (2024)

В затерянном городке за Уралом, где бетонные стены «дышат» ржавчиной, а фонари мерцают, будто боятся света, 17-летняя Лика возвращается после смерти бабушки — и находит в её квартире потёртый альбом с набросками: на каждом рисунке лицо матери, которая исчезла десять лет назад.

Мать Лики была инженером на заброшенном руднике, где до сих пор шепчутся о «подземном хоре» — голосах, зовущих в штольни. Теперь эти голоса слышит сама Лика: они звучат как помехи в радио, встроенном в её протез руки (да, она потеряла его в детстве, в ту же ночь, когда пропала мать). Местные отводят глаза, когда она спрашивает о прошлом, а в мэрии внезапно предлагают *деньги* за бабушкину квартиру — с условием, что она уедет до первых заморозков.

Но в альбоме появляются новые страницы — их никто не рисовал. На них: знакомая детская площадка, где Лика видит силуэт в чужом пальто… того самого, что носила её мать. А ещё — координаты, ведущие в шахту, где стены покрыты странным налётом, похожим на пепёл *бабочек*. Чем ближе Лика к разгадке, тем чаще слышит в трубке тяжёлое дыхание — как своё, но старше на двадцать лет.

Сможет ли она спуститься в ту самую штольню, если вход уже завален, а ключ — в руках человека, который когда-то назвал её *«дочерью призрака»*?

(Пахнет здесь, кстати, не страхом — солью, мазутом и мокрым шиповником. Как в её детстве, которое теперь кажется кому-то чужим сном.)