Бейби Джон (2024)

В рыбацком посёлке на краю земли, где неоновые вывески барахолок плавятся в лужах дизельного топлива, Бейби Джон — девчонка с протезом вместо левой руки (собрала сама из болтов и шестерёнок от списанных «Жигулей») — выуживает из ржавого брюха разбитой шхуны странную штуковину: чёрный цилиндр с мерцающими гранями. Внутри — голосовая запись на мёртвом языке и координаты, ведущие к маяку, который местные обходят стороной после полуночи.

Её гонит не любопытство. Отец исчез в этих водах год назад, оставив лишь потёртый компас да привычку вслух разговаривать с волнами. Но теперь в её кармане жжёт осколок чужой памяти: женщина на записи зовёт *её* по имени, а в полночь старый маяк рисует в небе знаки, похожие на шрамы на её протезе.

Посёлок не помогает — он замирает. Рыбаки крестятся, увидев цилиндр, бабка-аптекарша шепчет про «долг перед глубиной», а единственный друг, бывший радист с перекошенным от вискаря лицом, вдруг стирает все данные со своего компьютера. Чем ближе Бейби к разгадке, тем явственнее за ней следят безликие дроны-чайки, а те, кто вчера ещё подсказывали дорогу, сегодня исчезают из домов, будто их и не было.

А ещё — свет маяка меняет правила. Стены трескаются под пальцами, как печенье, время стекает каплями с крыш, и в её снах всё чётче звучит тот голос: *«Ты ведь помнишь, как мы разговаривали звёздами?»*

Но как верить голосу из ниоткуда, если даже собственные воспоминания о отце рассыпаются, как ржавчина? И стоит ли доверять тем, кто теперь шепчет: «Ломай маяк», — или тем, кто умоляет: «Зажги его снова»?

*P.S. Запахи тут важнее слов: соль на губах после дождя, мазут и жжёная пластмасса протеза… И да — никогда не бери конфеты из рук ребёнка, который смеётся беззвучно.*