Сицилианская защита (1980)

Отлично, ловлю настроение. Представь такую сцену:

**Ленинград, 1979.** За окном студеная мгла, а в зале шахматного клуба **Юрий**, гроссмейстер с лицом усталого следователя, раз за разом перебирает старую тетрадь. **Не свою.** Страницы пахнут библиотечной пылью и чем-то чужим, горьковатым – **как миндаль в снегу**. Найдена она была... нет, не в сарае, а в кармане пальто *пропавшего* соперника после их последней, скандально прерванной партии.

Юрий – не искатель приключений. Он – **человек порядка, ходячая шахматная логика**. Но тут его подталкивает не долг, а **профессиональный зуд**. Тетрадь – не дневник, а шифр. Цепочка ходов, ведущая в тупик, странные пометки на полях, не похожие на анализ партии. **Чем глубже он вязнет в этих значках, тем настороженнее становятся взгляды коллег.** Шепотки за спиной обрываются резче обычного. Даже его надежный секундант вдруг вспоминает "неотложные дела".

А мир вокруг – не просто застойный СССР. Это **мир клеток и фигур, где ход конем может стоить карьеры, а пешка вдруг оказывается под колпаком.** Юрию мешает не только страх – **мешает его собственное прошлое, призрак Мадрида 36-го года**, о котором здесь предпочитают не вспоминать. Правила этой игры куда сложнее шахматных: **здесь лучший ход – иногда молчание, а доверие – роскошь опасней ферзя.**

Первый поворот: расшифрованный фрагмент указывает не на врага, а на... **человека, которого все считали союзником.** Второй: чтобы понять следующий шаг, Юрию придется нырнуть туда, где **ледяной ветер с Финского залива встречается с призрачным жаром Сицилии**, места, где его фамилию знают слишком хорошо.

Он стоит на пороге. **Тетрадь жжет пальцы.** Каждый ход приближает к разгадке исчезновения, но отдаляет от всего, что было ему опорой. **Сможет ли мастер позиционной игры, привыкший просчитывать на десять ходов вперед, рискнуть всем на один-единственный, слепой ход... доверившись тем, кто годами молчал?**