Западный фронт 1918 (1930)

1918 год. Окопы под Верденом выгрызены в земле, как шрамы.
Солдат-радист Люсьен, с лицом, застывшим между юностью и старостью, ловит в эфире не только шифровки — голоса. Обрывки немецких переговоров, где упоминают *«Серафима»* — кодовое слово, знакомое ему по последнему письму брата, пропавшего в этих же траншеях. Его собственная рация теперь шепчет не координаты, а вопросы: почему командиры стирают отметки на картах, будто стирают память? Почему каждая новая атака начинается после тишины в наушниках, густой, как трупный газ?

Здесь законы просты: выжимай глину из сапог по утрам, не задавай о *«несуществующих»* частях, не всматривайся в лица пленных — они слишком похожи на твоих. Но Люсьен нарушает правила. Он роется в архивах, где даты смертей перечёркнуты красным, будто кто-то исправлял историю. Соседи по блиндажу отводят глаза, словно он уже призрак, а командир суёт ему орден — *«за бдительность»* — и патроны — *«на всякий случай»*.

Один поворот: в развалинах фермы он находит бинт с инициалами брата, обмотанный вокруг немецкого патрона.
Второй поворот: рация ловит детский голос, считающий до ста на двух языках.

Сможет ли Люсьен нажать ключ передачи, если правда заставит стрелять в своих?
Его палец уже на кнопке. Где-то рвутся снаряды, и земля дрожит, будто стыдится.