От человека к людям (1948)

Ленинград, 1948. Среди трещин в стенах бомбёжек, где тени кажутся длиннее времени, бывший сапёр Игнат находит в подвале сгоревшей библиотеки папку с письмами. Чернила выцвели, но подписи — чужие имена на обрывках приказов — складываются в фамилию его отца, погибшего при обороне.

Его гонит не любопытство, а тихий укор: отец исчез в дыму 41-го, оставив лишь орден в шкатулке да привычку матери молчать, зашивая губы в шов. Но как задать вопрос мёртвым? Архивы шелестят страницами с вырванными датами, сослуживцы отца внезапно «в отпусках», а в опустевшей типографии, где Игнат ищет следы, ночью горит свет — будто кто-то спешно стирает прошлое.

Повороты:
— Чем ближе он к разгадке, тем чаще на лестничной клетке пахнет гарью — как в тот день, когда не он, а *кто-то другой* обезвредил мину в их доме.
— Единственный свидетель, картограф с дрожащими руками, рисует схему района, где в 41-м не было ни фронта, ни войск — только тихий приказ «не занимать».

Образы:
— Страницы писем шуршат, как сапёрная щётка над миной.
— В чернильных пятнах на конвертах — отпечатки пальцев, чужие и свои вперемешку.

Финал: Игнат стоит у двери квартиры картографа, зная, что за ним уже идут. Но война научила — иногда мину не обезвреживают, а закапывают глубже. Стоит ли рыть, если взрывом накроет всех, кто остался?