На последнем дыхании (1960)

Париж, 1960. Мишель, в пиджаке с закатанными рукавами и сигаретой на краю губ, мчится на украденном «кадиллаке» сквозь узкие улочки, где воздух пропитан джазом и запахом бензина. Он не беглец — он персонаж из чужого романа, который сам спешно пишет на ходу: оружие под подушкой, газета со своим фото в разделе «Разыскивается», американка-студентка Патриция, чей смех звенит, как разбитое стекло.

Его подталкивает вперёд не страх, а упрямая вера: если говорить быстро, улыбаться дерзко и никогда не спать дважды в одной постели, смерть отстанет. Но Париж — не союзник. Каждый прохожий, даже продавец газет у *киоска с плакатами Бардо*, вдруг становится зеркалом, в котором мелькает тень жандарма.

Патриция собирает слова Мишеля, как окурки, — аккуратно, в пепельницу памяти. Её сомнения растут тише, чем его беспечность: когда он хвастается ограблением банка, она поправляет чулок, будто проверяя, не сползает ли маска. А за окном их дешёвого номера маршируют полицейские ботинки, ритм которых совпадает с её дыханием.

Чем ближе Мишель к финальной сцене своего «романа», тем чаще Париж отвечает ему эхом сирен. Даже любовь здесь — диалог, где паузы опаснее слов. Сможет ли Патриция произнести «прощай» до того, как он сам станет титром на экране её жизни?