Вчера, сегодня, завтра (1963)

Неаполь, 1963: пыльные улочки пахнут жареными артишоками и тревогой.
Адельина, смуглая как маслина, крутит сигареты на продажу в подсобке, где стены пропели дымом десятилетий. Ей грозит тюрьма за мелкую контрабанду — спасти может только беременность. Но муж Кармине, водитель грузовика с пальцами, вечно пропахшими бензином, уже три года не смотрит на нее без усталости. Их сближает не страсть, а закон: каждые полгода они *обязаны* зачать ребенка, чтобы отсрочить приговор.

Соседи шепчутся за спиной, будто пересчитывают дни до ее падения. Чем чаще Адельина прячет живот под широкими юбками, тем больше в их взглядах зависти — или страха? А вчера на рынке старуха сунула ей в руку сушеный инжир: «Для плода, *bambina*». Но плод — не ребенок, а клубень боли, что растет в ней с каждым враньем.

Переезд в Рим, где блестит мрамор и пустота, не приносит свободы. В особняке за решеткой бледная аристократка в шелках учит ее целоваться, как в кино — холодно, без зубов. «Любовь — это работа», — стучит печатная машинка за стеной, пока Адельина примеряет чужие жемчуга.

Сможет ли она, привыкшая бороться за каждый лир, понять правила мира, где чувства меряют сантиметрами кружев? И что страшнее: решетка камеры или золотая клетка, где даже смех звучит как монолог?

*P.S. За окном ФИАТ-600 глохнет на мостовой — может, это Кармине? Или просто ветер, срывающий с апельсиновых деревьев последние лепестки?*