Медея (1969)

В раскалённой пустыне, где земля трескается как глиняная маска, Медея ходит босиком по пеплу забытых жертвенных костров. Её платье — лоскутное знамя из прошлого: вышитые драконы, стиснувшие луну, краска из кореньев, что темнеет от слез. Она не здесь и не там — между миром людей, которые шепчутся, крестясь при её взгляде, и богами, чьи голоса она слышит в скрипе колесниц на горизонте.

Её двигает не месть — пока ещё нет. Жажда вернуть вкус воздуха, который не пахнет предательством. Но как доверить сердце тому, кто видит в её колдовских шрамах лишь угрозу? Правила этого места жестоки в своей простоте: каждое слово здесь — клятва, каждый вздох — молитва. Даже дети учатся молчать, когда ветер приносит звон цепей с далёких гаваней.

Чем упорнее она ищет следы прежней страсти в глазах мужа, тем чаще находит вместо них отражение чужих богов на стенах дворца — крылатых и безликих. А ещё эти сны: поле, засеянное зубьями серпов, и голос, похожий на её собственный, но более древний: *"Ты всё отдала, чтобы стать ничем?"*

Сможет ли та, что когда-то укротила драконов, сжечь последний мост к себе самой — или пламя, что она носит в груди, спалит и то, ради чего стоило стать смертной? Здесь даже время течёт иначе: песок в часах звучит как смех, когда никто не слышит.