Шепоты и крики (1972)

«Представь старинный особняк, где стены цвета сырого мяса поглощают каждый звук, кроме тиканья часов и хрипов умирающей сестры.
Три женщины — будто тени в алом тумане — сходятся у её постели, связанные кровью, но разорванные годами молчания. Их мир — это шёпоты за закрытыми дверями, взгляды, впивающиеся в узоры ковров, и ритуалы, строже монастырских: чай наливают ровно в три, смех глушат шарфом, а боль прячут под шелком платьев. Но когда агония Агнес обнажает их беспомощность, каждая пытается схватиться за другую — и обжигается.

Одна ищет утешения в воспоминаниях о матери, чьи руки пахли лавандой и холодом. Другая царапает стекло витрины, словно пытаясь вырваться из футляра собственной красоты. Третья — служанка, чья преданность граничит с яростью, — хранит в комоде ключи от комнат, куда не ступал свет десятилетиями. Чем дольше они бдят у постели, тем явственнее стены дышат чужими голосами: детский плач из камина, шелест страниц сожжённых писем, шаги в пустом коридоре на рассвете…

Смогут ли они разомкнуть объятия, сплетённые из страха и вины, или алые занавеси поглотят их навсегда — как поглотили тех, кто пришёл до них?»

*P.S. Бергман здесь — как хирург, вскрывающий раны души скальпелем света и тени. А кадры, где красный цвет становится почти физически осязаемым, — это отдельный гипноз.*