Максимка (1952)

На палубе военного брига XIX века, где смола впивается в кожу как тайны в память, матросы находят мальчишку — чёрного, немого от страха, с глазами, что вспахивают море глубже любого якоря. Его зовут Максимка, но имя здесь — лотерея: сегодня тебя окрестят, завтра продадут. Русские моряки, грубые, как узлы на старом канате, вдруг сталкиваются с выбором: бросить за бродягу гроши в карман или научить его плевать в лицо ветру, держась за скрипучую балку братства.

Но корабль — зверь с тысячью ушей. Когда боцман прячет для мальца краюху в складках робы, а капитан щурится, будто высчитывает шторм за горизонтом, экипаж дробится на тех, кто помнит рабские трюмы, и тех, кто верит лишь в устав. Чем крепче Максимка вяжет первые русские слова, тем чаще ножницы за спиной шепчут: *«Не место ему меж белых да бушлатов»*.

Сможет ли мальчик, чьи ступни помнят песок Гвинеи, стать своим среди людей, что сами бегут от цепей — хоть и не железных? И что тяжелее носить — клеймо невольника или груз чужой жалости, липкой, как солёная волна?