Мой дом мой дом... (1988)

Ленинград, 1988. За окнами хрущёвки — серое небо и двор-колодец, где ржавые качели скрипят на ветру как недоговорённые признания. Семён, шестнадцатилетний парень с фотоаппаратом «Зенит», находит в подвале коммуналки коробку: внутри — плёнки с выцвекшими снимками и ключ от квартиры, которой нет в доме. Каждый кадр — обрезанные лица, тени на стенах старой больницы, будто кто-то стирал память кадр за кадром.

Соседи шепчутся о «несчастных случаях» 50-х, но в глазах — ледяной лёд. Даже мать Семёна, зашивая занавески, бормочет: «Не вороши, сынок». Но он уже заметил закономерность: те, кто молчит, носят на запястьях такие же шрамы — тонкие, как следы лески. А вчера в лифте старик в прогоревшем пиджаке прошипел: «Они до сих пор следят за теми дверьми»…

Чем ближе Семён к разгадке, тем чаще плёнки оказываются пустыми после проявки. Даже девушка из соседнего подъезда, что учится на архивиста, вдруг стирает номер со стены в телефонной будке — том самом месте, где на снимке 1953-го стоит женщина с его лицом.

Выбор прост: сжечь коробку, как советует бабушка, прижимая к груди иконку… или повернуть ключ в замке, который ведёт в стену. Но доверят ли Семёну правду те, кто десятилетиями растворял её в щербатом бетоне и молчаливом чаде кухонь?