Птицы 2: Путешествие на край света (2004)

Антарктика, 2004.
Ледяной ветер вырезает из белизны силуэты трёх пингвинов — неловких, упрямых, с перьями, покрытыми инеем, будто броней. Они идут не *на* край света — они идут *за* него, туда, где карты обрываются в молочно-белой пустоте. Их ведёт не голод, не страх. Что-то глубже: ритм в крови, древний, как треск ледников.

Но путь — не прямая линия. Льдины расходятся, как предательские ладони; в тумане мелькают тени касаток. А ещё — правила: *никогда не останавливаться, не терять из вида спину впереди идущего, не спрашивать, почему тот, кто шёл первым, вдруг исчез*.

Один из них — с шрамом на клюве, будто зачёркнутая буква — отстаёт. Его ласты цепляются за ловушки прошлого: провал в трещине, крик, который никто не услышал. Чем дальше, тем чаще он оборачивается, будто ищет в метели не следы стаи, а чьё-то лицо. А стая молчит. Молчит, даже когда лёд под ними начинает петь тонким, зловещим голосом...

Сможет ли шрам на клюве стать не раной, а знаком — тем, что ведёт *вперёд*, когда все ориентиры стёрты? Или белизна съест их, как съедает следы на снегу — беззвучно, без памяти?

(П.С.: Замёрзшие перья звенели, как стеклянные бусы, а подо льдом — целый город теней, где светились зеленоватые глаза...)