Домой на Рождество (2 сезон)

В заснеженном городке, где даже рождественские огни мерцают как опальные звёзды, тридцатилетний Кирилл возвращается после десяти лет молчания. Дом, пропахший хвоей и старыми фотографиями, встречает его скрипом половиц — будто сам спорит: прощать или нет. Повод — анонимное письмо: *«Твой отец не случайно выбросил ту коробку с ёлочными игрушками»*. Но как спрашивать о прошлом человека, чьи руки пахнут металлом завода и упрёком?

Чем больше Кирилл ворошит детали (зачем соседка крестится, заслышав фамилию их семьи? почему в гараже отца — следы краски, хоть он годами твердил, что бросил живопись?), тем яснее: правда здесь — как узор подо льдом. Хрупка, видна лишь под определённым углом. Даже мать, обычно говорливая, вдруг стискивает губы, будто боится выпустить призрак.

А выбор? Либо сжечь письма, найденные в подвале, где чернила впитали горечь табака, либо вскрыть шрам, который зажил криво. Но сможет ли сын услышать отца, если тот десятилетиями учил язык молчания?