Видимость 2 (2021)

На краю камчатского побережья, где волны грызут скалы как голодные звери, Лида возвращается в покосившийся маяк после смерти отца-смотрителя. В его каморке, заваленной радиодеталями и банками с мутным спиртом, она находит папку с картами: береговые линии на них расчерчены красным, будто кто-то годами следил, как море отвоевывает метр за метром. Но страннее другое — на обороте каждой карты дрожащим почерком выведено: *«Они не утонули»*.

Лиду гонит не любопытство, а вина: десять лет назад она сбежала из посёлка, бросив отца с его тихим безумием, а теперь его смерть пахнет йодом и ржавчиной. Местные шепчутся о «приливных духах», но сжимают губы, едва она подходит ближе. Даже старый друг детства, теперь глава рыбацкой артели, выдаёт ей лодку только после третьей рюмки, бормоча: *«Твои вопросы — как сети с дырами: всё ценное ускользнёт, а мусор останется»*.

Чем чаще Лида сверяет карты с реальностью, тем яснее — красные линии ведут не вдоль берега, а *вглубь* посёлка. Заброшенная школа, контора с выцветшим гербом СССР, свой же дом... А ещё — отметки совпадают с датами, когда в море пропадали люди. Но как связаны пропавшие, приливы и отец, который после каждого исчезновения зашивал в подкладку пальца по кусочку морской соли?

Ключ, кажется, в старом приёмнике, что ловит не волны, а голоса — обрывки фраз на забытом языке, — но батарейки садятся с неестественной скоростью. Стоит ли Лиде искать правду в эфире, где звучит даже её собственный плач семилетней давности, или вскрыть шов на отцовском пальто, рискуя узнать то, что сломало его?