Дама с собачкой (2 сезон)

Москва, наши дни. Анна, реставратор книг с руками в вечных царапинах от пергамента, находит в пыльной папке полузаброшенной библиотеки фотографию: женщина в платье *бель эпок*, её фокстерьер, и дата — *1921*. Но лицо на снимке — её собственное, до последней родинки. Соседняя страница испещрена цифрами, будто шифр, а на полях — пятно, похожее на след собачьей лапы...

Что движет? Не совпадение, а *вызов*: Анна, запертая в четырёх стенах из-за страха открытых пространств, вдруг рвётся на улицы — найти каждое место с того снимка. Помогает Глеб, врач из соседнего корпуса, слишком умело вскрывающий замки и слишком охотно нарушающий графики дежурств. Его интерес? Возможно, семейный архив, где мелькает тот же фокстерьер...

Помехи: Книги в библиотеке теперь исчезают, оставляя после себя перья ворон (или *кого-то* перья?). Граффити во дворе — перевёрнутые копии узоров с обложки той самой книги Анны — светятся ультрафиолетом, который видит только её собака-поводырь. А Глеб, смешивая лёд в стакане, однажды бормочет: *«Тысячи городов, а бежим мы всегда по одним и тем же крышам»* — строчка из письма, которое она ещё не нашла...

Вопрос: Когда архивные тени начинают повторять их жесты, а в метро звучит шаг, не совпадающий с ритмом поезда — что прочнее: паранойя или паттерны? И можно ли доверить кому-то ключ от лабиринта, если сам ты — нить Ариадны, запутавшаяся в собственных страхах?