Распад (2022)

Сибирь, 1996 год. Алёша, пятнадцатилетний парень с облупившимся Walkman на поясе, находит в бабушкином сарае железную коробку. Внутри — дневник, прожжённый по краям, и карта, где вместо озера нарисован чёрный крест. Страницы пахнут гарью и полынью, будто их прятали от пожара, который стёр полдеревни десять лет назад.

Соседи, узнав про находку, внезапно вспоминают, что их печи надо срочно чистить, а почта — закрываться. Даже мать Алёши, всегда молчаливая, начинает сыпать угрозами: *«Выбрось, не то как отец...»* — но не договаривает. А в дневнике — записи о подземных ходах, цифры в колонках и фамилии, знакомые по школьным учебникам.

Чем чаще Алёша пробирается к озеру с лопатой, тем яснее: кто-то следит. В окнах мелькают силуэты, а в ржавом ведре у порога он находит мёртвую сороку — крылья аккуратно сложены крестом.

Фильм дышит холодом разорённого края: здесь правда гудит, как провод под ветром, а ложь прирастает к домам, как мох. Но что страшнее — копать дальше или понять, почему бабушка хранит в сундуке детский валенок, обмотанный колючей проволокой?