Кровавое Рождество (2022)

В затерянном уральском посёлке, где рождественские огни мерцают как глаза волка из-под снега, Лика — бывшая санитарка с трясущимися руками — находит в подвале заброшенной часовни коробку детских валенок, прошитых чёрными нитками.
Каждый ботинок набит письмами, подписанными её именем, но написанными не её почерком. А соседи, обычно сплетничающие у прорубей, вдруг замолкают, когда Лика спрашивает о старом пожаре в школе, где тридцать лет назад исчез её брат.

Чем больше она сопоставляет даты — пропажи детей, вспышки северного сияния в нетипичные месяцы, — тем чаще на пороге её избы появляются «гости»: то старуха с молитвой на губах и ножом за пазухой, то местный егерь, чьи сапоги всегда чисты, хоть кругом грязь по колено.

А ещё — голос в телефонной трубке, шепчущий: *«Они выбрали тебя, потому что ты не смогла спасти его»*.
Но что страшнее: признать, что брат стал частью древнего обмена с тем, что ждёт под льдом, или понять, что сама Лика когда-то дала на это молчаливое согласие?

(Запах здесь важен: ржавая вода, ладан с примесью крови. И валенки, которые теплеют в руках, будто в них всё ещё стучат детские сердца.)