Цена искупления (2022)

В затерянной уральской деревне, где снег хрустит как битое стекло, семнадцатилетняя Лика находит в колодце ржавый футляр с письмами на немецком — и фотографией своего деда, которого семья считала погибшим в 1943. Замшелые страницы пахнут бензином и полынью, а в конверте — ключ от заброшенной шахты, где по ночам слышен гул, будто под землей стучит чей-то кулак. Лика копает вглубь, но старики внезапно вспоминают про «несчастные случаи» прошлого, а местный священник шепчет о проклятии, которое «кормится молчанием».

Ее подгоняет не любопытство — страх. Каждое письмо заканчивается фразой: *«Они знают, что я жив»*. Но как дед, умерший за полвека до ее рождения, мог отправить их уже в 80-х? А когда карта из футляра приводит Лику к дому соседа-ветерана, тот встречает ее дробовиком и бормочет про «долги, которые кровью платят».

Чем ближе она к шахте, тем чаще ловит на себе взгляды, будто скользящие по краю раны. Даже мать, всегда твердившая о «семейной чести», внезапно сжигает старые альбомы. Но главная загадка — почему в каждом подвале деревни висит одинаковый календарь 1951 года, а даты после 12 апреля аккуратно вырваны?

Кульминация — ночь, когда Лика решается спуститься в шахту с фонарем и ключом. На пороге ее останавливает голос в темноте: *«Твой дед не жертва. Он — цена»*. А утром в деревню приезжает грузовик с затемненными фарами, и водитель, похожий на давно умершего школьного учителя, спрашивает дорогу к ее дому…

Сможет ли Лика разомкнуть круг лжи, не став частью того, что десятилетиями хоронили под снегом — или здесь правда умеет ждать, как старый штрек, зная, что рано или поздно все сами провалятся вниз?