Взгляд (2023)

Сибирь, 1999.
Лёха, пятнадцать лет, щурится на карту в потёртом блокноте — её нарисовал кто-то с почерком, будто гвоздём по льду. Нашёл в ржавой бочке из-под солярки, заваленной под крышей заброшенного элеватора. Страницы слиплись от времени, пахнут махоркой и снежной сыростью, а отметки ведут к посёлку, которого нет на современных картах.

Его мать исчезла неделю назад, оставив на столе недокуренную «Беломорку» — её последний след. Менты пожимают плечами, бабка-соседка крестится, шепча про «проклятое место за рекой». Лёха знает: тайна связана с отцом, погибшим при странном пожаре в том самом элеваторе. Но как спросить, если его имя здесь — как ножом по стеклу?

Чем чаще он шарит по промёрзшим лесам с фонарём и блокнотом, тем яснее: посёлок — не точка на карте. То стук колёс на заброшенной ветке отзовётся через день, то следы на снегу ведут в никуда, будто человек растворился в воздухе. А ещё — взгляды. Старшеклассники, обычно гогочущие у ларька, замолкают, когда он проходит; учительница географии вдруг дарит ему компас со сколотой стрелкой: «Не ходи туда, где север не сходится».

Но самое странное — карта меняется. Сегодня река петляет налево, завтра её русло врезается в скалу, которой вчера не было. Лёха начинает снимать копии, сличая линии, пока не замечает узор: все дороги ведут к элеватору. К месту, где огонь когда-то съел не только брёвна, но и память.

Сможет ли он поверить материным записям, если каждая строчка в них — как крик сквозь толщу льда? Или довериться отчиму, который ночами перебирает старые фотографии, замазывая лица чёрным маркером?

*«Всё, что нам осталось — это следы», — говорила мать. Но что, если следы — ловушка?*