В призрачном приморском городке, где туман впитывает крики чаек, библиотекарша Вера с пальцами, вечно испачканными типографской краской, натыкается на учебник 60-х: между страниц о ладьях и ферзях — письма, написанные невидимыми чернилами. 1984 год. Здесь до сих пор шепчутся о «королеве», исчезнувшей после партии с генералом КГБ. Ее фигуры, говорят, хранят в подвале шахматного клуба, заколоченного на скорую руку после пожара. Но Вере не до легенд — чернила в письмах совпадают с теми, что
В призрачном портовом городке конца 80-х, где туман впитывает крики чаек, Катя-архивариус находит кассету: плёнка, покрытая солью, пахнет водорослями и стальным страхом. Местное радио десятилетия твердило о штормах, но здесь — голоса, шепчущие координаты в эфире. Её мать исчезла, составляя ту же карту тайн. Теперь Катю преследует статичный шёпот в ночи, а в библиотечных подвалах облупившиеся газеты шелестят, как чешуя, упоминая экспедицию, которую стёрли из архивов. Чем ближе к разгадке, тем
Костры на краю ночи. Ленинград, 1982-й. Олег, геолог с тревожными глазами и привычкой считать шаги до метро, возвращается из экспедиции — не с образцами пород, а с чемоданом писем от покойного отца. Чернила выцвели, но цифры в углах страниц горят: координаты, совпадающие с зоной будущего землетрясения. Город шепчет о странностях — в подворотнях исчезают бездомные, а в сейсмическом институте двери запирают на военные замки. Он роется в архивах, где даты обрываются за год до его рождения, а
В затерянной сибирской деревне, где ветер гудит в проводах как натянутая струна, шестнадцатилетний Алёша находит в заброшенной избушке плотно свёрнутый холст — не карту, а чей-то крик, зашифрованный в акварелях перелётных птиц. Каждая птица помечена датами, которых нет в календарях, а на обороте — обрывки фраз его матери, исчезнувшей год назад. Деревня, привыкшая к тишине как к второй коже, вдруг начинает шептаться: старики крестятся на заре, дети замирают у околицы, будто ждут сигнала. Алёша