Статья 92 (2025)

Отлично, ловлю настроение! Представь: **глухая сибирская деревня, лето 1995-го.** Пыль на дорогах еще помнит гусеницы танков, а в карманах у подростков – не смартфоны, а складные ножи да рваные рубли. И вот **Алёша, парень с колючим взглядом и вечно занозой в пальце**, натыкается в покосившемся дедовском сарае не на старые грабли...

...а на **замшелый дневник, чьи страницы пахнут бензином и полынью**. Холодные, почти синие чернила выводят незнакомое имя и **карту – не сокровищ, а странных, будто бы *чужих* участков леса за околицей.**

Алёше не до игр. **Его отец исчез полгода назад.** Официально – ушел в тайгу и не вернулся. Неофициально – деревня шепчется, но **глаза опускает, будто по негласному уговору.** Этот дневник – первая зацепка, первая ниточка из молчания. Он начинает копать.

Но **чем глубже Алёша вязнет в чужих секретах, тем плотнее смыкается круг.** Соседи, обычно такие болтливые у магазина, **вдруг глохнут, отворачиваются, будто не узнают.** В дневнике мелькают **странные правила: "Не ходи к ручью после заката", "Не бери камень с белой полосой".** А потом происходит **нечто, от чего леденéет кровь: на карте, у того самого ручья, появляется свежая, дрожащая рукой пометка – *его* детская кличка.** Кто мог ее поставить?

Теперь Алёша знает – отец не просто заблудился. **В тайге скрыто что-то, о чем десятилетиями молчали все.** Что-то, за что платят исчезновениями. Он стоит на пороге леса с дрожащими руками, держа ту самую карту. **Доверять ли тем, кто годами хранил молчание? Или шагнуть в чащу одному, зная, что обратной дороги может и не быть?**