Бешеный бык (1980)

В пыльном зале Бронкса, где свет софитов режет дым сигар, Джейк ЛаМотта бьёт грушу так, будто хочет проломить саму землю. 1940-е. Его кулаки знают два языка: ярость в ринге и молчание вне его. Но когда микрофон ловит его хриплый смех после победы, а дома жёны шепчутся за тонкими стенами, он сам становится своим главным противником.

Его движет не голод чемпионства, а страх оказаться *невидимым* — как мальчишка, которого когда-то закрывали в чулане за опоздания. Каждый удар — попытка закричать: «Я здесь!». Но чем громче крик, тем глуше отклик. Даже брат, застрявший меж его паранойей и преданностью, начинает стираться, как тень на рассвете.

А потом — поворот: триумф, который пахнет не лавром, а кровью на канатах. Публика в шелках аплодирует, пока он хоронит части себя под смолой арены. Сможет ли человек, научившийся драться раньше, чем ходить, разжать кулаки, когда единственный выживший враг — он сам?

(Образы: перчатки, сохнущие на радиаторе в убогой квартире; зеркало в раздевалке, треснувшее ровно по линии его шрама.)