Синг-Синг (1983)

Синг-Синг (1983)
В глухой сибирской деревне, где радио ловит только вой ветра, шестнадцатилетний Алёша выкапывает из-под ржавой печки потрёпанный дневник. Его страницы, замшелые и пахнущие бензином с горечью полыни, ведут к карте: линии сползают в тайгу, будто корни старой лиственницы. Но деревня не любит корни — здесь заборы кривые, а взгляды короче шага.

Алёша ищет отца, исчезнувшего в метель три зимы назад. Карта манит следами, но каждый след — как запретная тропа: соседи внезапно глохнут, когда он спрашивает о брошенной шахте за рекой, а в школе учительница стирает с доски цифры, едва он заводит речь о 1983 годе. Даже мать, растирающая вечерами мазь из шишек, шепчет: «Не буди то, что спит под снегом».

Но дневник не спит. В нём — голос незнакомца, который считает дни до весны, боится «их» шагов на крыше и пишет о золоте, что «светится, как глаза волка». Когда Алёша находит в лесу полузасыпанный вход в штольню, на пороге появляется Васька-глухарь, местный пьяньчужка, и бормочет: «Твой батя не хотел уходить… Они его упросили».

Чем ближе Алёша к разгадке, тем чаще в окнах мелькают чужие силуэты, а в колодце звенят обрывки радиопереговоров на забытом языке. Но главное — дневник начинает *меняться*. Новые строки возникают сами, будто пишет их кто-то… сейчас.

Сможет ли Алёша поверить, что прошлое — не яма, куда провалились все ответы, а сеть троп, где ещё теплится чей-то след? Или старый Синг-Синг, как проржавевший замок, навсегда захлопнется за ним?