Уолл-стрит (1987)

Нью-Йорк, 1985. Небоскрёбы — как каменные пики, пронзающие дымку утреннего кофе. Среди них — Бад Фокс: двадцать два, галстук ярче будущего, глаза горят цифрами с биржевых табло. Он спит по четыре часа, верит, что успех пахнет кожей лимузинов и порохом разорённых конкурентов. Но пока его «офис» — телефонная будка, где он шепчет обещания клиентам, стирая грань между мечтой и авантюрой.

Его двигатель? Не голод к миллионам — страх стать *невидимым*, как отец, проработавший тридцать лет на сборочной линии. А ещё — Гордон Гекко. Хозяин Уолл-стрит в смокинге за десять тысяч, чьй голос скользит, как змея под шелком: *«Жадность — это не порок, Бад. Это диагноз»*. Он предлагает билет в игру, где правила пишутся на обороте чеков, а друзья — те, чьи секреты ты скупил за коктейлем.

Но чем выше Бад забирается (пентхаусы, яхты, восторг первых побед), тем чаще ловит взгляд отца — молчаливый, как старые часы в их крохотной квартире. А ещё — девушку, что смеётся всё тише, будто её голос тонет в грохоте биржи.

Повороты? Конверт с чужими письмами, найденный в портфеле конкурента. Ночь в пустом офисе, где экраны мертвеют, а цифры вдруг обретают лица. Шёпот Гекко: *«Ты либо ешь, либо — меню»*.

Сможет ли Бад отличить свой голос от эха чужих амбиций — или станет всего лишь зеркалом, в котором Гордон любуется собой?

*P.S. Здесь воздух пропитан порохом риска — даже розы в вазах кажутся бумажными.*