Тихая ночь, смертельная ночь 2 (1987)

В городишке, где рождественские огни мерцают как сломанные неоновые сны, Рики скитается между автобусными остановками и барами, его карманы набиты обрывками рецептов на таблетки, которые уже не глушат голоса. Его тень длиннее, чем должен быть человек, — она цепляется за стены полицейского участка, где он в сотый раз повторяет историю про топор, кровь и костюм Санты, который «дышал, как живой».

Но город не отпускает. В снежных сугробах у почты он находит игрушечного оловянного солдатика — точь-в-точь как тот, что держал в руках его младший брат в ту ночь. А в телефонной будке у моста кто-то оставил кассету с записью: детский смех, скрип сапог по снегу... и внезапный вой, от которого стынет кофе в пластиковом стаканчике.

Чем сильнее Рики вглядывается в лица прохожих, тем чаще они превращаются в гримасы из прошлого — продавец из аптеки носит тот же галстук, что и медбрат в психушке, а старуха с тележкой шепчет слова из его детских кошмаров. Даже снег здесь пахнет не зимой, а порохом и прокисшим глинтвейном.

Но главный вопрос — не «кто», а «почему он». Когда в разгар метели Рики видит в витрине магазина своё отражение в красной шапке с белым помпоном, он застывает, не в силах понять: это насмешка города... или зов? Сможет ли он разорвать петлю, где жертва и палач — две нити в одном клубке, или его крики так и растворятся в вое ветра, как конфетти из порванного праздничного шарика?