Студентки в кегельбане беса (1988)

Ленинград, 1988. За стойкой кегельбана с треснувшими шарами и неоном, мигающим как больной фонарь, стоит Ника — студентка-филолог с татуировкой славянского оберега на запястье. Ее смены — ритуал: смазывает дорожки машинным маслом, шепчет стихи Мандельштама под грохот кеглей. Но вчера, за рыжей дверью «для персонала», она нашла коробку с письмами: все адресованы ей, все датированы 1972-м. Подписи стерты, чернила пахнут касторкой и слезами.

Коллеги, обычно сплетничающие о парнях и дефиците, теперь молчат враз. Одна лишь уборщица Тома, с лицом в морщинах-картах, шипит: «Не копай, где дьявол кости проиграл». Но Ника уже заметила — после полуночи шары катятся *назад*, а в зеркале за спиной мелькает девушка в форменном платье, которого нет в гардеробе...

Почему вчерашний кассир исчез, оставив на счетах сумму — ровно 6.66 рубля? Кто рисует на стенах туалета цифры, совпадающие с датами студенческих самоубийств? И главное — почему Ника, читая чужие письма, узнает в них *свои* детские сны?

С каждым днем кегельбан становится клеткой: неон меркнет, клиенты — все реже, а в трубке телефона — только гул, будто кто-то дышит со дна болота. Ника знает: ключ — в последнем незаконченном письме. Но открыть его — значит стереть грань между правдой и бредом, где ждет... *оно*.

Станет ли филолог, верящая в силу слов, шептать заклинания из писем? Или сожжет их, как когда-то бабка — фотографии «врагов народа»? Выбор — между памятью и безумием. А шары уже катятся.