Марадона: Рука Бога (2007)

Буэнос-Айрес, 1986.
На задворках Ла-Боки, где стены домов кричат граффити-манифестами, пятнадцатилетний Лукас роется в груде хлама за заброшенным *ба́рсио* и находит мяч — не простой, а тот самый, с шершавым швом и пятнами ржавчины, будто его вырвали из кадров старой VHS-кассеты. Внутри — записка, написанная дрожащей рукой: *«Они назвали это чудом, но я знаю правду»*.

Его гонит не любопытство, а страх: отец, бывший комментатор, исчез через неделю после того матча, оставив лишь чемодан пленок с обрезанными плёнками. Теперь Лукас ворует кассеты из закрытого архива телеканала, расшифровывая титры, где вместо имён — цифры, а вместо голосов — шипение. Но чем ближе он к разгадке, тем чаще в переулках мелькают тени в синих куртках — те, кто десятилетиями охранял миф, как реликвию.

Здесь вера в Марио (так его зовут в квартале) — закон. Спросишь о руке — получишь в зубы. Засомневаешься в святом — найдёшь свой портрет на стене с крестом из кетчупа. А Лукас не верит. Не может, когда каждая пленка шепчет: *«Он солгал, чтобы мы выжили»*.

Повороты? Один: голос отца на записи, которого не должно быть. Два: девчонка из богатого квартала, знающая, как пахнет страх под духами власти.

Сможет ли Лукас бросить мяч в реку, как когда-то *он*, — или запустит его в ржавые ворота прошлого, где вместо сетки — колючая проволока?