Супермен (1978)

Метрополис, 1978.
Над городом, где неоновые вывески мерцают, как сигналы SOS, журналист в очках с дырявыми шнурками прячет под пиджаком алый плащ. Он учится смеяться чуть громче коллег, пряча тяжесть звёздной пыли в карманах — тайну, от которой болит грудь, будто от криптонитового осколка.

Его подталкивают не злодеи, а письма: старуха из Канзаса пишет, что её сын пропал в штормовой ночи, а стальные двери лабораторий в центре города запираются на коды, которых нет в справочниках. Чем ближе он к разгадке, тем чаще зеркала в его квартире трескаются — будто кто-то *там*, за стеклом, пытается выбраться.

Правила? Их два: «Не менять ход истории» (голос отца, холодный, как лёд Криптона) и «Не дать сердцу заледенеть» (шёпот фермера, пахнущий пшеницей и бензином трактора). Но что делать, когда спасая одного, ты роняешь созвездия с неба, а люди внизу принимают их за фейерверк?

Сможет ли тот, кто носит маску обыденности, признать: иногда, чтобы удержать мир, надо разжать ладонь — и отпустить всё, что в ней было?