Эринии (1 сезон)

В рыбацком посёлке на краю камчатских скал, где ветер сшибает с ног, а волны шепчут старые проклятия, Лика — бывший водолаз с шрамами от гидрокостюма на запястьях — находит в желудке выброшенной акулы потёртый медальон. Он пахнет йодом и железом, а внутри — фото её сестры, пропавшей год назад. Но здесь, где даже чайки замолкают при виде чужаков, все делают вид, что не узнают снимка.

Лику гонит вперёд не надежда, а ярость: сестра оставила лишь треснувшую гармонь да записку с координатами в обрывках штормовых прогнозов. Каждый шаг вглубь тумана ставит под удар хрупкое перемирие посёлка с морем — здесь нельзя свистеть после заката, нельзя спасать утопающих в полнолуние. А ещё — нельзя задавать вопросы о том, как именно гибнут «не свои».

Чем упорнее Лика вскрывает ржавые люки на причале, тем чаще на пороге её избы появляются мертвые медузы, сложенные в узор, напоминающий водолазный сигнал *«Всплывай»*. Медальон, отполированный годами в солёной воде, оказывается пропуском в подземную часовню, где молятся не святым, а тем, кто «ушёл в шторм навсегда». Но доверять ли тем, кто год вёл её сестру к краю прибоя, прикрывая молчанием законы, которые пишутся не людьми?

Коротко:
— Завязка: медальон в акульем желудке, фото пропавшей сестры.
— Движуха: ярость вместо надежды, табу на спасение утопающих.
— Повороты: мёртвые медузы-послания, подземная часовня «потерянных».
— Вопрос: довериться ли молчаливому сообществу, зная, что их молитвы — не о спасении?

Образы:
— «Шрамы от гидрокостюма впиваются в кожу, как щупальца».
— «Медальон, проржавевший насквозь, всё ещё хранит след трёхглавого пса — символа тех, кого море не отпустило».

Финал остаётся за туманом — и выбором Лики: стать частью правил или разорвать сеть молчания, даже если правда утянет на дно.