Симфония для резни (1963)

Ленинград, 1963. За кулисами филармонии скрипач Виктор, с пальцами, вечно запачканными графитом от нотных пометок, находит в футляре старой виолончели партитуру с грифом *«Уничтожить»*. Каждая страница испещрена шифром, будто музыка жаждала стать письмом — но кому? Вместо нотных линий — координаты, вместо пауз — даты расстрелов. Ему шепчут: *«Это рука Штольмана»* — композитора, исчезнувшего в 37-м, чьи мелодии теперь звучат только в подвалах, под рюмку самодельной горилки.

Виктора гонит не любопытство, а долг: Штольман когда-то вычеркнул его имя из доноса. Но в оркестре уже заметили его дрожь во время репетиций. Дирижёр, обычно холодный как метроном, вдруг дарит ему пачку *«Казбека»* — *«Кури, успокой нервы»* — а в пачке... фотография Виктора, снятая через окно общежития.

Чем ближе он к разгадке, тем абсурднее правила: нельзя спрашивать о Штольмане вслух, но можно напеть его *«Вальс слепых»* старухе-билетёрше, и она выдаст ключ от заброшенной лаборатории в институте имени Герцена. А ещё — соседка по этажу, с лицом, как у Мадонны с папиросой, каждый вечер стучит в стену ровно семь раз. Случайность? В партитуре седьмая страница пуста.

Но как собрать пазл, если твои союзники — призраки, а живые отводят глаза? И главное: стоит ли играть эту симфонию на заброшенной даче под Приозерском, где даже сосны стоят, будто замерли на краю доноса?