Разбойник Варавва (1961)

Иерусалим, выжженный солнцем, дышит пылью восстаний. На мостовых — следы колесниц и кровь, не смытая дождями. Варавва, грубый, как обветренный камень, с глазами, в которых бродят тени вины и ярости, — не герой, а живой укор. Его имя шепчут с проклятьями, но и с тайной надеждой: разве не он — зеркало их собственной боли?

Римляне предлагают свободу — *одному* узнику. Народ кричит не его имя. Варавва выходит на волю, но цепь прошлого не сброшена: за каждым шагом тянется шлейф старых ран, предательств, лиц, которые он не смог забыть. Здесь выживают, притворяясь глухими. Соседи отводят взгляд, будто в его присутствии виноваты сами.

Он ищет путь назад — не в пещеры разбоя, а к чему-то, что пахнет как милость: ветка маслины в треснувшем кувшине, детский смех за глинобитной стеной. Но чем тише становится вокруг, тем громче голоса в голове: *«Ты — эхо чужих грехов»*. А ещё — римский центурион, который знает его тайну, смотрит без ненависти. Словно ждёт.

Сможет ли человек, чьё имя стало символом отчаяния, поверить, что его история — не последняя страница? Или тень виселицы, давно приснившаяся, настигнет его среди бела дня — между бунтом и тишиной, где нет места полутонам?