Однажды в Китае 5 (1994)

Гуанчжоу, 1898 год. Доки, пропитанные солёным ветром и копотью пароходов, где ржавые цепи скрипят под тяжестью чужих флагов. Вон Фэй-хун, мастер кулака и чайной церемонии, ходит по краю — между долгом лидера *охранного общества* и шепотом улиц, где даже тени продают верность за горсть серебра. Его движения — как иероглифы: точные, но за каждой линией — невысказанное.

Кто-то режет горловые струны льна — грузы исчезают с причалов, оставляя следы кованых сапог. Расследовать? Значит вступить в танец с теми, кто давно вплел свои корни в городские стены. А ещё — вспомнить, как три года назад его собственный меч ломал хребты *друзьям*, чьи имена теперь шепчутся в портовых кабаках.

Чем ближе он к развязке, тем чаще зеркала в его школе бьются без причины, а ученики прячут глаза, будто заучили новые молитвы. Даже удар «железной змеи», рвущий туман над рекой, не страшнее тишины, которая оседает в доме после полуночи.

Сможет ли мастер, чьи пальцы чувствуют дрожь чайного листа за три шага, распознать яд в чашке, поданной рукой без дрожи? Или Гуанчжоу уже стал зеркалом, где его отражение бьётся в сетях, сплетённых из собственных принципов?