«Представь: осенний приморский городок, где волны бьются о ржавые цепи портовых кранов. Лена, бывший журналист-расследователь, возвращается в дом отца-алкоголика после странного звонка: "Они снова начали открывать..." На чердаке, меж старых ящиков с морскими фонарями, она находит письма матери — те самые, что та написала перед исчезновением, упоминая "дверь, которую нельзя приоткрывать даже на сантиметр". Но в городе, где каждый третий носит траур по пропавшим, вопросы
В заснеженном поместье XIX века, где хрустальные бокалы звенит тише, чем тиканье часов в пустых коридорах, собираются аристократы со всей Европы. За столом, где воздух пропитан воском старинных свечей и ароматом горького шоколада, они спорят о войне, Боге и природе зла — будто отточенные фразы могут остановить грозу за окнами. Но под парчой вежливости шевелится иное: старые обиды, письма с чужими печатями и взгляды, которые слишком долго скользят мимо зеркал. Чем дольше льется вино, тем
«Представь: апрель в деревне, где даже дожди пахнут ржавчиной от брошенных тракторов. Лера, бывшая скрипачка с тремором в левой руке, приезжает сюда не играть, а спасаться — от себя, от прошлого. Но старый дом бабушки шепчет иначе: под половицей она находит конверты, перевязанные женскими волосами, а в них — фото незнакомки в её собственном платье. 1987 год. Деревня не отвечает на вопросы — отвечает ветром, сбивающим с тропы, да глазами старух, крестящих окна при её приближении. Чем чаще Лера
В затерянном посёлке на краю алтайских гор, где время застыло вместе с распадом СССР, фотограф Димка возвращается после смерти отца — и находит в его мастерской старый «Зенит» с застрявшей внутри плёнкой. Кадры, которые он проявляет, не вписываются в законы оптики: силуэты людей на снимках искажены, будто их гнет невидимый ветер, а на обороте — координаты, ведущие в глухую тайгу. Местные шепчутся о «проклятом карьере», но за молчанием Димка чует страх: его отец исчез здесь десять лет назад,