В захолустном городке, где футбольное поле давно поросло чертополохом, пятёрка подростков находит под трибунами пыльный ящик с трофеями 70-х — и письмо, написанное кровью. Не победа манит их, а странные совпадения: каждая находка в ящике совпадает с их травмами, будто кто-то играет в четыре хода вперёд. Тренер, вечно пьяный от тишины прошлых поражений, шепчет: «Не трогайте дух стадиона», но ребята уже втянуты. Чем чаще они выигрывают, тем явственнее скрип старых качелей ночью, будто мёртвая
В спальном районе, где асфальт плавится от безысходности, семнадцатилетний Витя находит в заброшенной «девятке» ключ от подземного бункера — и пятно крови на сиденье, совпадающее по форме с родимым пятном на его плече. Его толкает не любопытство, а ярость: друг детства исчез, оставив на стене гаражей кривую стрелу, направленную к этой машине. Район, пропитанный спиртовым дыханием дедов у лавочек и шепотом матерей за шторами, будто сговорился молчать. Даже местный авторитет, некогда учивший
На краю заросшего лопухом пастбища, где ржавые ворота скрипят на ветру как колыбельная, живет Шон — баран с авантюрной жилкой и взглядом, умеющим читать замки. Его мир — это глина под копытами, луна в обнимку с сараем и стадо, чей распорядок отмерян звоном ведер. Но однажды утром запах жженой тостерной крошки смешивается с чем-то новым — тревогой, острой как шип ежевики. Шон решается на побег — не от фермы, а от скуки. План? Гениально простой, как прыжок через изгородь. Но город, куда они
На холмистой ферме, где заборы скрипят от ветра, а ворота сами распахиваются для странных идей, Барашек Шон и его отара живут по своим правилам: тут ценится изобретательность больше, чем послушание. Но когда их вечно дремлющий фермер исчезает с горизонта, оставив после себя лишь треснутые очки и радио, вечно бубнящее о погоде, тишина становится слишком громкой. Шон решает, что пора действовать — не ради славы, а чтобы вернуть сонное равновесие их мира. В городе, куда ведут следы, асфальт пахнет
На краю промороженного шоссе, где асфальт сливается с бескрайней степью, двое — колючий бунтарь Саша и тихая Лена с фотоаппаратом наперевес — ловят попутки. Их рюкзаки набиты не одеждой, а невысказанным: он бежит от отца-алкоголика, она — от матери, что видит в дочери лишь отражение собственных провалов. Дорога 90-х здесь живая: водители-призраки делятся то водкой, то философией, трактиры пахнут пылью и жареным хлебом, а в разбитых зеркалах грузовиков мелькают тени прошлого. Чем дальше на
В промозглом пригороде, где ржавые гаражи стоят как надгробия забытых машин, семнадцатилетний Рома каждую ночь слышит, как соседский пес воет на заброшенную котельную. Не страх, а стыд гонит его туда на рассвете: в грудке мусора под пробитой плитой он находит окровавленный шарф сестры, которая исчезла месяц назад, так и не допев свой последний куплет в местном панк-клубе. Здесь вопросы убивают быстрее ножей — об этом шепчут граффити на стене общежития, об этом молчат глаза матери, растирающей в
В краях, где сосны вздымаются выше облаков, а в сумерках тени шепчутся с ветром, живет рыжеволосая Хильда — девочка с блокнотом в руках и вороном за плечом. Ее дом — не изба, а лабиринт из карт, загадочных артефактов и эскизов существ, которых горожане называют «сказками» — пока те не постучат в окно с синими огнями в глазах. Здесь каждый камень помнит древние договоры, а люди — как не разбить хрупкое перемирие с невидимым миром. Но когда исчезает тропа, ведущая к дому, а вместо нее возникает
В затерянном ущелье Кавказа, где скалы шепчут на языке ветра, пятнадцатилетняя Залина находит в руинах древней часовни обгоревший свиток с символами, которые пульсируют, как жилы. Её отец, молчаливый лесник, вдруг начинает спешно жечь старые письма, а в селе учащаются ночные обходы «хранителей» в плащах из волчьих шкур. Подсказки ведут к пещере, где стены дышат теплом, а на потолке — росписи существ с оленьими рогами и глазами, как угли. Но чем ближе Залина к разгадке, тем чаще соседи
В уголке английской глуши, где изгороди подстрижены в форме НЛО, а трактор ржавеет рядом с таинственным кругами на полях, Барашек Шон — не просто озорник. Его жизнь — это чехарда из побегов из загона и каламбуров без слов, пока однажды ночью в овечьем сарае не приземляется... что-то. Мячик-инопланетянин с глазами-калейдоскопами и тягой к реповидным сокровищам втягивает Шона в игру: спрятать пришельца от фермера, чей комбинезон пахнет сеном и паранойей, и от строгих дам в серебристых костюмах,
В приморском городке, где туман цепляется за крыши как старая вуаль, Лиза возвращается после десяти лет молчания. Её отец, рыбак с руками в шрамах-картах, исчез, оставив лишь пустую лодку и конверт с ключом от заброшенного маяка. Но в порту шепчутся: «Она же *та самая девочка*», а в кафе наливают кофе, отводя глаза — будто её присутствие нарушает незримый договор с морем. Чем ближе Лиза к разгадке, тем чаще на пороге появляются странные дары: ракушки с выцарапанными цифрами, фото её матери,
На краю холмистой долины, где ветряные мельницы скрипят, как старые качели, стоит ферма, больше похожая на гигантский конструктор: тут трубы плюются дымом, механизмы шипят бензиновым дыханием, а заборы украшены гирляндами из винтиков. Здесь Шон — барашек с взрывной фантазией и отверткой вместо копытца — вечно что-то мастерит, пока остальные щиплют траву под аккомпанемент радио-болтовни 80-х. Но однажды утром ферма замирает: главный трактор, сердце их хаотичного быта, взрывается в клубах ржавой
В Тролльберге, городе, где уличные фонари перешептываются с каменными великанами, синеволосая Хильда вдруг замечает, что тени на стене её комнаты живут *слишком* самостоятельной жизнью. Её карманы вечно полны чертежей ловушек для ветровых духов, а под кроватью ржавеет ключ от двери, которой нет. Но когда мать исчезает, оставив лишь кляксу синей краски на потолке, девочка обнаруживает, что её собственная кожа медленно твердеет, покрываясь шершавой коркой горного камня. Легенды здесь не просто