Свердловск, 1998-й. Семнадцатилетний Дима-«Ключ», прозванный так за умение вскрыть любую дверь, копается в ржавом «Москвиче» на городской свалке — ищет запчасти, чтобы продать и оплатить долги отца. В бардачке, под пустыми флаконами валерьянки, находится конверт с обугленным краем: *«Если прочтешь это — начинай считать шаги от памятника Татищеву ровно в полночь…»* Подпись — почерк отца, который два месяца назад свел счеты с жизнью. Что движет? Не сама игра «рулетка», куда втягивает Диму
В старом доме на окраине города, где обои отслаиваются, как лепестки увядших роз, Маша находит ключ с выгравированной цифрой «9» — той самой, что десятилетиями красовалась на заколоченной двери в конце коридора. Её приезд — попытка продать наследство, но пыльные письма бабушки, пахнущие ладаном и старыми страхами, манят глубже: почему соседи крестятся, проходя мимо калитки? Почему в местной библиотеке вырваны страницы газет 80-х? Дом живёт по своим законам: ночью сквозь щели в полу пробивается
В полузаброшенном уральском посёлке, где дома лепятся к скалам, как ласточкины гнёзда, двадцатилетняя Лиза возвращается после смерти бабушки — разобрать старый особняк. Вскрыв пол в чулане, она находит детскую погремушку и нотную тетрадь, где вместо мелодий — шифрованные записи о «тихом договоре». Местные, потупившись, твердят, что бабушка «слишком много спрашивала», а ночами из леса доносится гул, будто земля жалуется на давнюю боль. Лиза, с детства одержимая числами (считает шаги, трещины в
Врачи в кризисе (2024) Представь: морозное утро в обшарпанной больнице за Полярным кругом, где свет люминесцентных ламп мерцает, как последний вздох. Хирург Лика, с тенью зависимости от обезболивающих за спиной, находит в пустой операционной смятый листок с цифрами — последний след пропавшего коллеги. Администрация твердит: «Уволился», но в кармане его халата, забытого в подсобке, пахнет йодом и... миндалем, как в токсичной лаборатории. Чем больше Лика ищет ответы, тем чаще слышит щелчки