На краю туманного острова, где болота шепчутся с приливом, Сэм находит детский ботинок, забрызганный синей краской — точь-в-точь как у его дочери, пропавшей три года назад. Оsea — не просто точка на карте: здесь хлеб замешивают с пеплом, дети водят хороводы вокруг камня с выжженными рунами, а гости быстро становятся частью пейзажа. Чем настойчивей Сэм ищет следы девочки в паутине деревянных мостков и кулуарах обветшалых коттеджей, тем яростнее остров отвечает ему — шелестом масок в темноте,
Шел 1983-й. На окраине Ноттингема, среди улиц, где ржавые ворота заводов навечно замерли в ожидании, а плакаты с лозунгами выцвели под дождем, жил Шон — паренек в косухе, чьи ботинки вечно пахли машинным маслом и горечью пивных пабов. Его мир — это стук молотков по металлу, голоса дружков, спорящих о футболе, и отец, чьи руки, грубые от работы, все чаще сжимались в кулаки от бессилия. Но когда фабрики начали закрываться, а соседи исчезать в серой дымке безработицы, Шон нашел в кармане чужого
В промерзшем уральском городке, где улицы до сих пор помнят скрип сапог срочников 90-х, Лиза роется в пыльных коробках отца. Среди ржавых гаек и пожелтевших фотографий ее пальцы натыкаются на ключ — холодный, как февральская река, с зубцами, сплетенными в змеиную голову. Городок, словно застывший во льду времени, шепчет: *«Не рыпайся»*. Но как не рыпаться, когда в детстве отец прятал от нее дневник с чертежами подземелий под заброшенным ДК «Горизонт», а теперь старухи у магазина крестятся,