Антошка (1969)

На краю деревни, где огороды ворчат под солнцем, мальчишка в полосатой рубахе валяется под подсолнухом-великаном, напевая о лени. Антошке плевать на картошку, которую копают другие: он верит, что мир свалится в руки сам, как спелая груша. Но когда соседский колодец внезапно хрипит ржавой цепью, а из глубины доносится плеск *чего-то*, что не вода — даже он вскакивает.

Здесь не ищут сокровищ — здесь выживают. Старожилы шепчутся о засухе, но в их глазах трещит не страх, а вина. Чем упорнее Антошка дёргает ведро, тем чаще на него смотрят, будто он разворошил осиное гнездо прошлого. Даже земля под ногами странно дышит: там, где вчера росла свёкла, сегодня зияет провал, пахнущий медью и мокрым льном.

А потом находится старый баян с выцарапанной датой — 1937. Его меха шепчут мелодию, от которой сбегают кошки. Но сможет ли лукавый сорванец, привыкший смеяться над трудом, понять, что в этой песне — не ноты, а крики? Или его собственная тень, удлиняясь, уже стала похожа на те молчаливые фигуры, что ночами копают у реки... без лопат?