Тарзан, человек-обезьяна (1981)

На краю раскалённой африканской саванны 1920-х Джейн Паркер, дочь пропавшего охотника за сокровищами, разрывает письмо от отца — обгоревшее, с одной фразой: *«Он здесь. Не человек, не зверь»*. Её путь лежит через колониальный форт, где белые шляпы пьют джин с цианидом тоски, а местные шепчутся о духе, что рвёт капканы клыками и воет на луну.

Что гонит её вглубь джунглей? Не золото, а детская обида: отец когда-то выбрал мифы вместо дочери. Теперь его дневники пестрят безумными схемами «города обезьян», а нанятые носители отказываются идти дальше ущелья, где лианы свисают, как петли. Чем ближе Джейн к сердцу зелёного ада, тем чаще ловит взгляды проводников — не страх в них, а стыд. Даже её спутник, циничный таксидермист, вдруг начинает крестить ружьё перед сном.

Повороты:
— Ночью кто-то подкидывает к палатке окровавленные орхидеи — те самые, что отец называл «цветами проклятых».
— В пещере с наскальными когтями Джейн находит граммофонную запись: голос отца сливается с рычанием...

Детали, что въедаются в кожу:
— Запах её карт — смесь пота, пороха и чего-то сладковатого, как гниющие фрукты.
— Тот, кто следит за караваном, оставляет следы: отпечатки стоп — человечьи, но с цепкими, слишком длинными пальцами.

Финал вопроса: Стоит ли Джейн верить тому, кто годы молчал, или тому, кто молчанием стал языком джунглей? Ведь порой доверие — острый нож, что режет не ту верёвку...