Киборг (1989)

Лос-Анджелес, 2017. Город, выдыхающий последние искры цивилизации сквозь трещины в асфальте. Наёмник Гибсон, чьи сапоги помнят вкус двадцати войн, получает заказ: сопроводить женщину через радиоактивные пустоши. Но Нико — не человек. Её кожа мерцает под плащаницей как паяльная лампа, а в груди тикает не сердце, а механизм, шифрующий координаты последнего убежища.

Здесь законы просты: ржавые дренажные трубы становятся алтарями для культов машин, банды "пожирателей проводов" охотятся на киборгов ради запчастей, а каждый глоток воды пахнет железом и ложью. Гибсону знаком запах предательства — он оставил такой же шрам на его спине, когда-то прикрытой армейским жетоном.

Но чем дольше они едут на восток, тем чаще Нико замирает, вслушиваясь в эфирные помехи, будто ловит голоса в старом радиошуме. Маршрут петляет, обходя "мёртвые зоны", где песок светится синим, а тени движутся без хозяев. Однажды ночью у костра, разведённого из обломков дрона, она спрашивает его о том, что не входит в контракт: *"Вы верите, что боль делает нас реальными?"*

К утру их находят. Не люди — *что-то* в коже цвета расплавленного пластика, с глазами как разряды молний. Гибсон узнаёт их эмблему: тот же батальон, что объявил его дезертиром. Нико молчит, но её пальцы сжимают пистолет с неестественной точностью.

Сможет ли наёмник, привыкший доверять только счету за услуги, прочесть в строчках кода на её запястье не схему, а исповедь? Или её истинная миссия — не спасение, а последний выстрел в войне, которая умерла, но не знает, как лечь в грунт?

*P.S. Закат здесь длится минуту. Солнце — ядрёный апельсин за решёткой смога. Её смех, когда она впервые это говорит, звучит странно человечно...*