Никсон (1995)

Лос-Анджелес, 1975. За окном редакции пыль чапараля смешивается с выхлопами «кадиллаков», а Клэр Барлоу, журналистка с привычкой жевать карандаши до щепок, разматывает нить давнего исчезновения. Не коллегу ищет — следы собственного отца, пропавшего десятилетие назад при странных растратах. В ящике его старого стола — плёнка с выжженными краями и ключ от сейфа, которого нет в описи.

Город шепчет обрывками: банкиры в слишком чистых костюмах исчезают из кадров её фотоплёнок, голос в трубке дышит в такт метроному, а в досье на отца — лишь пустые страницы с водяными знаками в форме орла. Чем ближе Клэр к правде, тем чаще зеркала в её квартире оказываются повёрнуты к стене.

Сможет ли она доверить плёнку слепому архивариусу, чьи пальцы помнят каждый шрифт пишущей машинки 40-х, или сжечь её, как велит анонимная записка с почерком, идентичным отцовскому? Здесь ложь пахнет типографской краской и миндальным лосьоном — а правду не отличить без дозы нитроглицерина под язык.