Человеческий род (2013)

Сан-Херонимо, 1978. На краю высохшего соленого озера стоит дом-призрак: облупленные стены, заколоченные окна, а на крыльце — детская коляска, полная песка. Именно здесь Элиас, бывший учитель с руками, вечно пахнущими мелом и самогоном, находит письма умершей жены, спрятанные в треснувшем радиоприемнике. Каждое письмо начинается с одних и тех же слов: *«Если ты это читаешь, я уже не та»* — но даты на конвертах поставлены *после* её похорон.

Его расследование — не детектив, а тихий бунт против молчания. Соседи шепчутся о «договоре» с озером, дети рисуют на заборах глаза без лиц, а местный священник меняет маршрут крестного хода, будто боится собственной тени. Чем ближе Элиас к разгадке, тем чаще он ловит себя на том, что повторяет жесты жены: прислушивается к скрипу половиц, как она, или замирает у окна, будто ждет кого-то, кто стучит не в дверь, а *под полом*.

Один поворот заставит его выбрать: сжечь письма в печке, где жена варила кофе с кардамоном, или довериться женщине, которая каждую полночь выходит на озеро танцевать ча-ча-ча с невидимым партнером...
*«Правда ведь тоже бывает ядовитой, Элиас?»* — спрашивает она, поправляя платок, под которым прячет шрам в форме восьмерки.