Спригган (1 сезон)

В развалинах древнего храма где-то между Турцией и облаками Ю Оминаэ, подросток в броске из стальных мышц и хрупких принципов, наступает на символ, высеченный в камне еще до Вавилона. Его перчатки спрингра — артефактная броня, жужжащая как рой ос под кожей, — обжигают запястья, но он не отводит руку. Здесь, среди обломков цивилизаций, которые слишком умные люди называют «наследием», а он — кладбищем, каждый камень шепчет: *«Возьми меня, собери пазл, который сожжет твой разум»*.

Его команда — не солдаты, не археологи. Они дворники апокалипсиса, подбирающие осколки богов, пока те не вспороли реальность. Но Ю — не их оружие, а щепка в потоке. Его прошлое тянется за ним, как шлейф из пепла: отец, взорвавшийся на собственных открытиях, мать, стертая из архивов. Когда базальтовые стены храма начинают петь на языке, которого нет в учебниках, он понимает — это не голос артефакта. Это эхо чьих-то шагов за спиной.

Тени играют в прятки: союзники прячут досье, враги делятся сигаретами, а древние механизмы оживают только тогда, когда Ю закрывает глаза. Всё, к чему он прикасается, обрастает вопросами без ответов: почему детали из отцовского дневника совпадают с фресками под Антарктидой? Зачем командирша Цукумо, холодная как лезвие катаны, учит его вязать морские узлы перед каждым заданием?

А еще эти сны — города, парящие в небесах, и голос, похожий на материнский: *«Останови их, пока не стало поздно»*. Но кого? Своих? Чужих? Себя?

Когда в заброшенной лаборатории под Бали он находит фото 1987 года с собственным лицом в толпе ученых, Ю осознает: ловушка захлопывается не снаружи, а изнутри. И теперь выбор — стать ключом или замком, — а это, как шепчет Цукумо, *«не одно и то же»*.

Сможет ли он собрать пазл, не превратившись в еще один потерянный артефакт — или древности в нем уже больше, чем человеческого?