Опустошение 2 (2023)

На окраине Припяти, среди бетонных скелетов многоэтажек, Лика находит в ржавом сейфе рацию. Ее экран мерцает, как вздох, а сквозь треск помех пробивается голос брата — того, что пропал два года назад, когда "зона" внезапно расширилась.

Его слова записаны поверх военных частот: *«Лик… не верь тишине. Они всё слышт…»* Но брат молчал с тех пор, как ушел за колючую проволоку — туда, где по легендам, время сворачивается в спираль. Что двигает ею теперь? Не надежда, а вина: она сама уговорила его уйти.

Здесь выживают по Правилам: не смотри на тени под ногами, не задавай вопросов о Чёрных Рейдах — ночных облавах, после которых исчезают целые квартиры. Лика нарушает оба. Рация оживает в её руках, транслируя обрывки чужих жизней: детский смех, молитвы на мертвых языках, счетчик Гейгера, застывший на нуле. А соседи, заметив зеленоватый отсвет в её окне, крестятся и шепчут: *«Она уже в сетях»*.

Странности множатся: вчера на стене бомбоубежища она нашла граффити — свой портрет, датированный 1986 годом. Сегодня в дверь постучал незнакомец, утверждающий, что *«ваш брат просил передать ключ»* — но откуда он знает, что ключ от их старой дачи Лика носит на шее?

Сможет ли она отличить голос крови от эха зоны, что манит, как воронка? Ветер здесь пахнет озоновыми вспышками и яблоками — теми, что отец сажал за день до Чернобыля.