В сибирской деревне, где снег хрустит как битое стекло, шестнадцатилетний Алёша находит в заброшенной часовне дневник, пропитанный запахом ржавых гвоздей и старой смолы. Страницы испещрены шифром, а между строк проступают контуры карты — будто кто-то спешил стереть память о пути, ведущем за окраину, к обрыву над мутной рекой. Его мать исчезла здесь десять лет назад, оставив лишь обгоревший платок да шепот соседей: «Сама напросилась». Деревня живет по правилам, которые не пишут на заборах. Не
В приморском городке, где волны грызут бетонные волнорезы, Лика, бывший следователь, разбирает вещи умершей бабушки. В шкатулке с морскими ракушками — ключ от маяка, закрытого после пожара в 90-х. Створки ракушек остры, как намёки старух на рынке: «Не буди прошлое, оно не спит, оно ждёт». Но Лика слышит сквозь шум прибоя голос в телефонной трубке — тот самый, что звал её в детстве перед каждой бедой. Здесь каждое окно — глаз, а каждое молчание — ложь. Чем ближе Лика к маяку, тем чаще соседи
В портовом городе, где туман цепляется за ржавые краны как навязчивая мысль, Ридли — бывший репортёр с привычкой жевать мятные таблетки от тревоги — находит в разбитом телефоне, выловленном из канала, голосовое сообщение. Его собственный голос, дрожащий: *«Не ищи меня там, где кончаются огни»*. Но он-то помнит — никогда не говорил этих слов. Что толкает: Пропавший репортаж пятилетней давности, который свёл с ума его напарника. Теперь в архивах — пробелы, как вырванные страницы, а в кафе у
В приморском посёлке, где волны лижут ржавые остовы кораблей, пятнадцатилетняя Лика каждое утро рисует на песке цифры — 15, 15, 15 — словно пытается стереть память о дне, когда мать ушла в туман и не вернулась. Её жизнь — это чахлый домик с бабушкой, которая шепчет молитвы над фотографиями, и подслушанные разговоры рыбаков о «тех, кто сам напросился в пучину». Но когда в сетях отца-краболова запутывается странная коробка с её именем, выжженным на крышке, Лика понимает: море отдало ей то, что
Лондон, середины 90-х. Дождь стучит по крышам панельных домов, а Синтия, женщина с руками, привыкшими к фабричной пыли, разливает чай в кухне, где обои желтеют от времени. Её жизнь — это кричащий телевизор, дочь-бунтарка и брат, который звонит только по воскресеньям. Но всё меняет звонок: на пороге стоит Хортенс, чернокожая женщина в строгом костюме, с фотографией, где края выцвели, а улыбки кажутся чужими. Она ищет мать. Ту, что когда-то отдала её в детдом, спрятав тайну под слоем выдумок и
Рождественские выходные в Сандрингеме. Морозный воздух впивается в кожу, как брошь с бриллиантами — красиво, но до боли. Диана, в платье, которое жмёт сильнее королевского протокола, бродит по коридорам поместья, где каждый портрет шепчет: *«Ты здесь гостья»*. Её дни — ритуалы: чай в семь, улыбка в восемь, тихий бунт в полночь. Но в старом охотничьем домике она находит нечто — не дневник, а следы другой жизни. Бумаги, где её имя соседствует с вопросами, на которые нет ответов. Чем больше она