Москва, наши дни. Настя, бывший хакер с татуировкой змеи на запястье, каждую ночь взламывает шифры в подвале старого НИИ, где воздух пропитан пылью архивов и гудением серверов. Её не пугают коды — пугают письма от мёртвого отца, внезапно приходящие на заброшенный почтовый ящик. Каждое — ребус из дат местных отключений света и обрывков детских стихов. Но когда в метро её преследует человек в чёрном, повторяющий строчки из этих писем, а коллеги исчезают, стирая цифровые следы, Настя понимает:
Лондон, сегодня. Следы дождя на асфальте сливаются с неоновым маревом вывесок, а где-то в этом хаосе Джон Лютер — детектив с тенью в голосе и трещиной на душé — роется в чужом мусоре, будто ищет осколки самого себя. Его новый случай — не просто труп в подворотне: жертва носит на шее медальон, идентичный тому, что Лютер подарил племяннице десять лет назад. *Совпадение?* Город шипит: за каждым поворотом — камера наблюдения, в каждом прохожем — молчаливый свидетель, а прошлое Лютера, как ржавая
Лондон, конец XIX века. Воздух пропитан копотью прогресса и шепотом старых зеркал, затянутых пеленой тайн. Алиса, теперь уже капитан корабля с ветром авантюр в крови, снова чувствует зов — не крик, а тихий звон хрустальных шестерёнок за зеркальной гладью. В Зазеркалье время не бежит — оно бродит кругами, оставляя следы, как ржавые ключи в карманах Безумного Шляпника. Здесь, чтобы идти вперёд, нужно говорить задом наперёд, а доверие измеряется в чашках пустого чая. Её ведёт не долг, а тень
В промозглом уральском городке-призраке, задушенном ржавыми трубами закрытого завода, ночной сторож Кирилл находит в конторке с разбитым стеклом коробку киноплёнки. Кадры, отснятые в 80-х, показывают митинг рабочих, но вместо пламенных речей — молчание, а на лицах — маски из сажи. Плёнка пахнет проявителем и агонией, а скрип проектора сливается с шепотом за кадром: *«Не ищи»*. Кирилл, бывший поджигатель с клеймом «лжеца», замечает в толпе на экране женщину — точь-в-точь его покойную мать,
В промёрзшем городке, где трубы ТЭЦ коптят небо даже ночью, следователь Виктор находит тело в подворотне — и пуля в виске, и записка с цифрами, слипшимися от крови. Но начальство спешно закрывает дело: «Самоубийство, нечего тут рыть». А Виктор помнит, как те же цифры мелькали в старом деле, где он промолчал… Здесь каждый шаг скрипит как снег под сапогом: свидетели исчезают, улики «теряются» в архивах, а телефонные звонки обрываются на полуслове, будто ветер вырывает их из трубки. Чем ближе