На окраине провинциального городка, где уличные фонари мерцают, будто стыдясь собственного света, Лика — бывшая скрипачка с руками, которые помнят струны лучше, чем прикосновения, — просыпается после аварии в комнате без дверей. Стены здесь покрыты обоями, которые меняют узор, стоит отвернуться, а за окном, вместо неба, — густая пелена, словно кто-то выдохнул дым из тысячи забытых пепельниц. Её ведёт через этот лабиринт полу-реальности мальчик в потёртой косухе, утверждающий, что они «соседи» —
Лутон, 1987-й. Пыльный пригородный дом, где пахнет карри и фабричной сажей, а из разбитого магнитофона подростка Джаведа вырываются хриплые строчки Спрингстина — будто шторм, сносящий стены. Его тетрадь с стихами — побег от отцовских ожиданий, расистких взглядов одноклассников и серости кризисной Англии. Но когда чужие слова вдруг становятся его голосом, а школьная стенгазета — трибуной, семья начинает шептаться за закрытыми дверями: *«Мечты не накормят»*. Чем громче он кричит в стихах, тем
На окраине душного колониального поместья, затянутого лианами словно паутиной, Лия разбивает замок ржавым ключом, доставшимся ей от матери-англичанки, которую она не помнит. 1920-е в Раджастане — не время для сантиментов: местные шепчутся о проклятии рода, британские чиновники требуют продать землю, а в запертой библиотеке мерцают фотостеклянные портреты женщин, чьи лица стёрты кислотой. Лия ищет не наследство — ответ: почему мать бежала в джунгли ночью её рождения, оставив лишь блокнот с