Санкт-Петербург, 2019. Две женщины в дырявых кедах и строгом костюме от *Vintage Noir* топчут снег у подъезда хрущёвки, где на третьем этаже нашли тело коллекционера редких часов. Карина, бывший следователь с татуировкой якоря на запястье, щёлкает жвачкой, будто отмеряя секунды до взрыва. Её напарница, Лиза — рыжая, с папкой детских рисунков вместо блокнота — уже шепчет дворовому коту: *«Ты же видел, да?»* Их связывает не служба, а старый долг: пять лет назад Лиза вытащила Карину из ледяной
На краю уральского посёлка, где ветер грызёт ржавые вывески советской эпохи, семнадцатилетняя Лика находит в подвале заброшенной поликлиники коробку с плёнками от старого проектора. Кадры на них — нестройные, как сон: праздник у костра, лица, которые она узнаёт в соседях, и чей-то крик, оборванный резким затемнением. Её старший брат исчез месяц назад, оставив лишь записку: *«Они не хотят, чтобы кто-то помнил»*. Посёлок живёт по часам, заведённым полвека назад: в пятницу — баня, в субботу —
В портовом городе, где туман цепляется за ржавые краны как навязчивая мысль, Ридли — бывший репортёр с привычкой жевать мятные таблетки от тревоги — находит в разбитом телефоне, выловленном из канала, голосовое сообщение. Его собственный голос, дрожащий: *«Не ищи меня там, где кончаются огни»*. Но он-то помнит — никогда не говорил этих слов. Что толкает: Пропавший репортаж пятилетней давности, который свёл с ума его напарника. Теперь в архивах — пробелы, как вырванные страницы, а в кафе у
В рыбацком посёлке на краю света, где осень пахнет ржавой жестью и йодом, Вера каждое утро гладит рубашки мужа так тщательно, будто стирает с них следы. Её жизнь — ритуал из зашторенных окон, полированных сапог и тишины за обеденным столом. Но когда в щели между стеной и комодом она находит коробку с поляроидами (лица на них аккуратно вырезаны ножницами), а под крыльцом — ржавый ключ от маяка, молчание начинает звенеть, как натянутая струна. Её толкает не любопытство, а страх понять, что знала
В промёрзшем городке, где трубы ТЭЦ коптят небо даже ночью, следователь Виктор находит тело в подворотне — и пуля в виске, и записка с цифрами, слипшимися от крови. Но начальство спешно закрывает дело: «Самоубийство, нечего тут рыть». А Виктор помнит, как те же цифры мелькали в старом деле, где он промолчал… Здесь каждый шаг скрипит как снег под сапогом: свидетели исчезают, улики «теряются» в архивах, а телефонные звонки обрываются на полуслове, будто ветер вырывает их из трубки. Чем ближе