На краю провинциального городка, где дождь стирает границы между прошлым и настоящим, Лиза разбирает коробки в наследственном доме. В щели пола, под слоем пыли и газет 80-х, она находит ключ — необычный, с гравировкой в виде спирали, пахнущий медью и ладаном. Соседи, обычно болтливые, вдруг замолкают, когда она спрашивает о нём, а старуха из сиреневого домика через дорогу шепчет: *«Лучше сожги, милая. Они всё равно уже идут»*. Расследование затягивает Лизу в лабиринт полузабытых историй:
Тодд Маргарет — не тот, кто ищет приключений. Он чинит старые радиоприёмники в гараже, заваленном ржавыми инструментами, а за окном — захолустный городок, где даже фонари мигают вполнакала, будто стыдятся света. Но всё меняет ржавый «Шевроле» на свалке у закрытого завода: в бардаке — потёртый конверт с его именем, датированный днём исчезновения отца десять лет назад. Письма пахнут бензином и лавандовым одеколоном — точь-в-точь как отцовская куртка. Каждая строчка — намёки на тайну, которую
В питерских дворах-колодцах девяностых, где асфальт пахнет дешёвым дизелем и прошлым веком, бывший воздушный гимнаст Саня крутит педали велорикши. Шрамы на его ладонях — не от драк, а от стальных канатов цирковой трапеции, но теперь он возит туристов да прячет под курткой фотографию дочери, которую даже не видел. Всё меняется, когда тщедушный мужчина в костюме «как у Горбачёва» суёт ему пачку купюр: «Присмотри за девочкой три дня. Только чтоб живой была». Легкие деньги? Саня уже готов купить