В призрачном городе-спутнике 2040-х, где неоновые рекламы шепчут персональные проклятия, Лика — девушка с «аллергией» на нейроимпланты — находит в стене снесённого кафе ржавую капсулу времени. Внутри — детские рисунки её матери, исчезнувшей при загадочном отключении городской Сети. Но когда Лика пытается собрать пазл прошлого, алгоритмы соцрейтинга вдруг начинают штрафовать её за «ностальгию», а в слепых зонах камер её преследует тень с лицом, стёртым цифровым шумом. Чем ближе она к разгадке,
«Представь: ветхая дача на краю крымского обрыва, где шторм вырывает ставни, а в гостиной ржавая пишущая машинка сама стучит по бумаге — каждую полночь. Её хозяйка, Лика, вернулась сюда спустя десять лет, чтобы продать дом, но вместо ключей от дверей нашла в дымоходе конверт с детским почерком: "Папа жив. Не верь тёте". Лику гонит вперёд не любопытство — вина. Она уверена, что отец погиб из-за её детской лжи, но письмо пахнет свежей типографской краской, будто его написали вчера. Чем
В дождливом английском городке, где чай остывает быстрее, чем успеваешь его выпить, Луиза — девушка в лоснящихся от фастфуда комбинезонах — примеряет роль сиделки к Уиллу. Он, заточенный в инвалидное кресло бывший финансист, разговаривает с миром через лезвия сарказма, а стены его мраморного особняка пахнут лекарствами и невысказанными историями. Их встреча — как спичка в темноте: она тащит его на мотоциклетные прогулки под зонтиком, он учит ее отличать Моне от Мане за бокалом плохого вина. Но
«Представь: заснеженный парк аттракционов на окраине городка, где фонари мерцают, как глаза невидимых зверей. В канун Рождества семнадцатилетняя Лика, которая слышит музыку там, где её нет, находит в будке колеса обозрения ключ — ржавый, с гравировкой “спроси у декабря”. Но в городке декабрём пахнет только аптекарь-отшельник, чья дочь исчезла тридцать лет назад. А ещё — здесь запрещено петь после заката. Говорят, звуки будят то, что спит под льдом реки. Лика собирает улики, как ноты: обрывки