В забытом уральском посёлке, где снег хрустит как битое стекло, глухонемая Катя находит шкатулку в форме гроба. Внутри — письма на языке, который не знает никто, кроме воронов на старом кладбище. Её мать исчезла десять лет назад, оставив лишь следы копоти на пороге, а теперь кто-то подкидывает Кате ключи с выцарапанными датами её детства. Здесь не спрашивают о прошлом. Соседи крестятся, услышав фамилию Кати, а по ночам запертые ставни стучат, будто изнутри. Чем ближе она к разгадке, тем чаще
В заброшенном шахтерском поселке конца 90-х Лиза, с лицом, заостренным как лезвие, разбирает вещи отца — и натыкается на магнитофон с плёнками, пропитанными запахом угля и ладана. Его голос на записях прерывист, словно борется с эхом: *«Они не прощают вопросов…»* Но Лиза не из тех, кто отступает — слишком много лет отец молчал, а теперь мёртв. Поселок, будто вырубленный из мрака, живет по своим законам: окна крест-накрест заклеены, в школе учат не математике, а «правильным молитвам». Чем больше
В уральском городке, где улицы вросли в шахтерские шрамы, Вера — бывшая саперша — находит в подвале родного дома братанин старый ранец. Внутри: карта с метками из обгоревшей фольги, фонарь с гравировкой *"не свети на север"* и конверты, адресованные ей... написанные ее почерком, которого она не помнит. Здесь воздух густеет к полуночи, а соседи крестятся на ржавые трубы вместо церквей. Брат исчез месяц назад, но все твердят: *"Он просто ушел, как твой отец"* — хотя отец погиб